68. Письмо П.Г. Курлова дворцовому коменданту В.А. Дедюлину, 14 мая 1912 г.

Глубокоуважаемый Владимир Александрович.

Итак интрига удалась: позорно провалилось обвинение в злоупотреблении казенными деньгами. Впервые к чести Сената сенатор осмелился поместить неправду во всеподданнейшем докладе. Прикажите подать себе 362 ст. Улож. о наказ., и Вы найдете в ней, что сокрытие истины в докладах или рапортах составляет служебных подлог. Даже мои недруги в Государственном совете возмущены действиями Трусевича и сенатор Тарау полагал отметить это в постановлении Государственного совета, о чем накануне писали газеты. Щегловитов просил этого не делать. Лакеи Коковцова старались добросовестно заслужить милости своего принципала. Отпало и обвинение в превышении власти, т.е. в том, что я знал и допустил Богрова в театр. Осталось «спасительное» бездействие, о котором мой покойный профессор уголовного права Неклюдов говорил: это – преступление, которого не знает ни одно иностранное законодательство; в нем каждый чиновник может быть обвинен ежедневно. Но как это ни просто, после наших объяснений Госуд[арственному] совету и это не легко было обосновать, так как нельзя же серьезно было утверждать, что я все-таки должен был знать, что Богров был в театре, или что я должен был проверить всех находившихся в театре лично. Поэтому потребовалась сложная комбинация. Первый департамент Госуд[арственного] совета заседает обыкновенно по вторникам, а потому и на-ше дело по совершенно точным, имевшимся у меня сведениям, пред-полагалось 15 мая. Вдруг, впервые в моем деле по каким-то полученным слухам была проявлена спешность: дело экстренно рассмо-трено 11-го мая, причем Стишинский и Булыгин222 отсутствовали. Меня не только не допустили к устным объяснениям, но на мое о том ходатайство даже не ответили, хотя это было вполне законно: ст. 90 Учреждения Госуд[арственного] совета. Зато Макаров представил какие-то новые доказательства бездействия власти, очевидно, собранные нынешним негласным руководителем розыска генералом Герасимовым, ездившим для этого в Киев. Таким образом, оказалось, что и Трусевич не оправдал надежд и не сумел найти к моему обвинению того, что удалось найти генер[алу] Герасимову. Невольно приходится вернуться к делу Петрова, в 1909 году наметившего программу, ныне выполненную Герасимовым. Из отчеркнутых красным карандашом прилагаемых при сем копий документов Вы ее найдете. Посылаю Вам эти документы, так как думаю, что если не удастся интрига, то не остановятся и перед убийством, тем более, что теперь я совершенно беззащитен. Тогда Вы можете сказать, кто в этом виновен и помочь, чтобы жена не осталась без куска хлеба. Макаров со всеми своими ничего не понимающими в деле розыска помощниками целиком в руках Герасимова и этому человеку, отдавая меня под суд, вверяется жизнь Государя! Ведь только такой слепотой и зависимостью от начальника охранного отделения, при котором была взорвана дача Столыпина и совершен целый ряд убийств, можно объяснить дикое утверждение Макарова в Госуд[арственном] совете, что охрана в Киеве была плоха. Мне нечего говорить Вам об этой охране. Вы знаете, что плохую охрану при поправке в лице Виссарионова осуществляют в Крыму и предполагают осуществить в Москву. Таким образом, в Госуд[арственном] совете были предъявлены новые данные, по которым я не мог представить никаких объяснений.
Интрига удалась, но я не могу уничтожить в себе надежду, что при представлении Государю Императору журнала Госуд[арственного] совета и ходатайства о назначении нового сенатора Его Императорское Величество, зная мою службу, не соизволит прекратить позорное надо мною издевательство.
Предполагается назначение сенатора Глищинского. Если следствие будет, то я этому очень рад, он знающий и умный человек. А так как мне скрывать ничего, то я его не боюсь, хотя всякому известно, что Глищинский сделает все, что ему прикажут. В моем деле такой сенатор лучше старого и утомленного лица. Если я останавливаюсь на этом назначении, то потому, что и в этом заключается планомерность интриги. Глищинский доказал Коковцову свои таланты, скрыв при ревизии денежные сношения Коковцова с одним из изобличенных в воровстве генералов – мужем «подруги» Коковцова. Это знает и В.А. Сухомлинов. Об этом поговаривают и в Думе. Конечно, все это я никому никогда говорить не буду и пишу только Вам, - может быть это Вам пригодится, чтобы помочь мне и прекратить государственное безобразие, особенно опасное в надвигающееся на нас смутное время.
Я был уверен, что мои терзания кончатся, а потому жил, закладывая последние вещи; больше закладывать нечего. На этих днях продаю мебель, за квартиру не уплачено, – переезжаю к П.А. Бадмаеву, который дает мне приют. Решаюсь просить Вас передать лично или через барона мое всеподданнейшее прошение.
Бывшему товарищу министра Гурко223 было назначено семь тысяч при 22 годах службы. Я прослужил около 35 лет и был командиром отдельного корпуса, т.е. должен был бы получить пенсию 80 % содержания, т.е. при 15 тысячах содержания – 12 тысяч рублей. И это будет для меня немного, при условии вычета двух пятых за долги.
Извините, что я беспокою Вас этим письмом, – но вместе с Вами мы долго работали и я уверен в Вашей поддержке.

Жму Вашу руку. Искренно любящий и уважающий Вас
Ваш Курлов.

ГА РФ. Ф. 97. Оп. 1. Д. 1а. Л. 78–80об. Подлинник.

Электронную версию документа предоставил Фонд изучения наследия П.А.Столыпина