Циркуляр Министра Народного Просвещения Н.П. Боголепова от 8 июля 1899 года

«Среди педагогов и родителей учащихся в гимназии и реальных училищах давно слышатся жалобы на разные недостатки этих учебных заведений.

Указывают, например, на отчужденность от семьи и бюрократический характер средней школы, вносящий сухой формализм и мертвенность в живое педагогическое дело и ставящий в ложные взаимные отношения преподавателей и учеников;

на невнимание к личным особенностям учащихся и пренебрежение воспитанием нравственным и физическим;

на нежелательную специализацию школы с самых младших классов, обрекшую детей на известный род занятий, прежде чем выяснились их природные способности и склонности;

на чрезмерность ежедневной умственной работы, возлагаемой на учеников, особенно в низших классах;

на несогласованность программ между собою и с учебным временем и на значительное наполнение их требованиями второстепенными и даже излишними;

на недостаточное преподавание русского языка, русской истории и русской литературы и слабое ознакомление с окружающей природой, что, взятое вместе, лишает школу жизненного и национального характера;

на излишнее преобладание древних языков и неправильную постановку их преподавания, благодаря которой не достигается цель классического образования, несмотря на отводимое этим языкам значительное количество часов;

на недостаточную умственную зрелость оканчивающих курс гимназий, что препятствует успешному ходу их университетских занятий;

на неудовлетворительную подготовку прошедших курс реальных училищ для обучения в высших специальных учебных заведениях и вообще на слабую постановку преподавания предметов в этих училищах.

Указывают и на многие другие слабые стороны средней школы; но перечислять их было бы излишне.

Хотя в жалобах на наши средние учебные заведения многое преувеличивается, а многое вызывается ошибочным представлением о всесильном значении школы и невниманием к той совокупности жизненных условий, в какие она поставлена, я, тем не менее, не могу не признать в этих жалобах известной доли справедливости»[1].

Как видим, в циркуляре Боголепова достаточно жестко и нелицеприятно сформулированы недостатки школы, возникшие в период реформ графа Д.А. Толстого и графа И.Д. Делянова.

Консерваторы-западники

Основы школьной системы, сложившейся ко времени начала реформ, «были заложены реформами графа Д.А. Толстого, занимавшего с середины 60-х годов посты Министра народного просвещения, Министра внутренних дел и Президента Императорской Академии Наук.

Политика этого выдающегося государственного деятеля и его преемников, в том числе Министра народного просвещения графа И.Д. Делянова, была направлена на “укрепление правящих сословий” прежде всего через проведение соответствующей образовательной политики.

Идеологически Д.А.Толстой и его единомышленники являлись “консерваторами” или “правыми” в западном стиле и их позиция, как в отношении политики, так и в отношении образования, находит точный аналог в ведущих европейских странах»[2].

Кратко суть реформ графов Толстого и Делянова такова[3].

В 1866 году Д.А. Толстой назначил комиссию по разработке нового устава, целью которого оставалось возрождение классицизма в образовании. 30 июля 1871 года новый устав гимназий и прогимназий был утвержден.

Согласно Уставу 1871 года основное значение придавалось изучению древних языков; исключалась естественная история; космография заменялась математической географией; шло уменьшение числа часов на чистописание, рисование, черчение, историю и Закон Божий. Вновь вводилась логика. Обучение длилось восемь лет (седьмой класс был двухгодичным).

Были значительно повышены требования к знаниям гимназистов, возросла плата за обучение, что привело к тому, что многие гимназисты из средних слоев населения были вынуждены оставить обучение. Гимназии снова приобрели ярко выраженный сословный характер.

Была введена система классных наставников; на преподавателей были возложены воспитательные функции; одному преподавателю разрешалось вести разные предметы; директор и инспектор должны были вести предметные уроки в классах.

Реальные гимназии прекратили свое существование. Некоторые из них снова стали классическими, а другие перешли в новый статус реальных училищ. В реальных училищах обучение, начиная с пятого класса, проводилось по двум направлениям: основному и коммерческому. В седьмом дополнительном классе существовали следующие отделения: общее, механическое и химическое.

Выпускники реального училища уже не могли поступать в университеты, но учащиеся закончившие общее отделение могли поступать в высшее техническое училище, а закончившие техническое отделение могли поступать на службу.

Правда, период этот продолжался не очень долго. Еще при Александре III, в 1888 году реальные училища были реформированы в общеобразовательные заведения. Их выпускники уже могли поступать в университеты на физико-математический и медицинский факультеты.

18 июня 1887 года специальный циркуляр министра просвещения И.Д. Делянова ограничил прием в гимназии детей низшего сословия, за исключением «одаренных необыкновенными способностями».

«Реформы [Д. Толстого] были приняты только после длительной литературной компании, проведенной М. Катковым в правой прессе, и в значительной степени убедившей общество. Но учитывая не слишком благоприятное отношение Царя и жесткую оппозицию со стороны ряда наиболее влиятельных государственных деятелей, они никогда не воплотились бы в жизнь, если бы не поддержка значительной части профессуры и чиновничества.

Ведь реформа Д.А. Толстого была направлена именно на поддержание статуса этих двух социальных слоев (академического сообщества и бюрократии). Поэтому вполне понятно, что именно они и были больше всего заинтересованы в поддержании status quo»[4].

Нельзя не отметить, что непонятно почему средством укрепления Престола и Отечества было признано усиленное изучение древних языков.

Учебные планы были заимствованы в немецких газетах и, естественно русский язык, словесность, история и даже Закон Божий оказались неоправданно отодвинутыми на второй план. Для преподавания древних языков были приглашены иностранцы, в основном немцы и чехи, которые не говорили по-русски. Вся система отношений гимназии и семьи свелась к противопоставлению семьи и школы.

В данном случае не могу не согласиться с мнением вполне либерального представителя отечественной «педагогии» Петра Федоровича Каптерева. В своей критике «сверхклассической» реформы графа Д.А. Толстого он приводит слова К.Д. Ушинского:

«Если человек, совершенно индифферентный в деле религии, прочтет прекрасное описание сущности еврейской религии, сделанное Тацитом, если увидит, что этот величайший и благороднейший из писателей древности клеймит названием гнусности и нелепости (absurdus et sordidus) признание Бога духовным существом и поклонение ему духом: то не может не заметить, что христианство самого простого человека поставило настолько выше Тацита, насколько понятие о духовном и едином Боге выше пестрой мифологии.

“Не Греция и не Рим, а христианство составляет основу европейской жизни”»[5].

Существо же и основу русской жизни составляет православие. И может было бы полезнее и в гимназии, в качестве классического, изучать церковнославянский язык. А если уж греческий, то для чтения не Аристотеля, а Святых отцов.

Бюрократическое средостение – гибельно для государства

Мы видим, что даже искренние защитники Престола и Отечества, к которым несомненно принадлежал граф Дмитрий Андреевич Толстой, выбирали для защиты совершенно неоптимальное оружие. История этой реформы свидетельствует, насколько далеки от православия стали в эпоху прогресса даже лучшие представители нашего интеллектуального сословия.

«Оппозиция реформам Д.А.Толстого, а затем и критика сложившейся системы, напротив, вдохновлялась “сторонними” по отношению к педагогическому сообществу силами: представителями военных и дипломатических кругов, занимавших антибюрократические позиции, местных общественных групп, идеологически близких к славянофильству с его лозунгом “сила государства в единении Царя и народа, а бюрократическое средостенье гибельно”.

Наиболее влиятельными оппонентами Д.А. Толстого в ближайшем окружении Александра II были генерал П.Н. Игнатьев (старший), являвшийся директором Пажеского корпуса, генерал-губернатором Санкт-Петербурга, а затем председателем Кабинета Министров при Александре II и, особенно, его сын – генерал Н.П. Игнатьев, российский посланник в Константинополе, а затем Министр внутренних дел.

Являясь государственным деятелем славянофильского направления, граф Николай Павлович Игнатьев, которого в шутку называли “вице-султаном”, на протяжении многих лет определял направление русской политики на Балканах и на Востоке. Именно он предлагал Императору восстановить Земский собор в качестве общенародного представительного органа.

Государственные деятели “славянофильского” или “демофильского”, как называет его С.С. Ольденбург, крыла стремились не только к ограничению власти бюрократии, но и к развитию традиционных русских форм государственно-общественного взаимодействия, прежде всего в рамках земского движения.

Эту же линию государственно-общественного взаимодействия при Николае II в разных аспектах продолжали многие близкие к нему государственные деятели, такие как Д.С. Сипягин, И.Л. Горемыкин, П.А. Столыпин, А.В. Кривошеин и П.Н. Игнатьев (младший)[6].

Не случайно именно вопрос о расширении влияния земств для многих из них был ключевым вопросом»[7].

Все они также поддерживали линию Императора на проведение реформы отечественного образования. Вместе с тем, характерно, что «С.Ю. Витте по сути выступил против реформ, встав на защиту системы созданной Д.А. Толстым и И.Д. Деляновым, в своем резко отрицательном 60-страничном отзыве на проект преобразований составленных комиссией Ванновского[8]»[9].

Автор «Образовательного потенциала Российской Империи» неоднократно отмечает, что в противодействии реформе странным образом сплелось сопротивление не только «части бюрократических и академических кругов, но и революционного движения.

То, что именно Н.П. Боголепов стал первой жертвой новой волны террора, поэтому отнюдь не кажется случайностью»[10].

Первое политическое убийство в XX веке

Прежде, чем перейти к следующему документу, Высочайшему Рескрипту на имя генерала Ванновского, принявшего пост Министра Народного Просвещения после трагической гибели на боевом посту Николая Павловича Боголепова, скажем несколько слов об этом первом акте революционного террора в начавшемся столетии.

4 февраля 1901 года Боголепов был убит «студентом Петром Карповичем, незадолго до того исключенным из университета.

Это было первое политическое убийство в XX веке.

Вероятно, основное значение этого теракта было в том, что он оправдал предсказание, сделанное ранее несколькими приверженцами террористической деятельности: первая удачная бомба соберет под знамя террора тысячи сторонников, и тогда денежные средства потекут рекой»[11].

У кого находятся в наше время, и находились тогда, основные денежные средства догадаться нетрудно…

И еще один маленький факт, о правдивых либеральных органах массовой информации еще того времени. Профессор римского права Боголепов был очень любим своими студентами, приходящими в университет за знаниями и образованием, а не для участия в революционных экспериментах.

Один из них − А.Д. Алферов − написал теплые воспоминания к сороковому дню смерти любимого учителя. Эти воспоминания «российские либеральные (!) газеты отказались опубликовать даже в отрывках»[12]!

Теперь – обещанный Рескрипт.

Документ и комментарии к нему цитируются по изд.: Галенин Б. Царская школа. М., 2013.