Поиск по документам XX века

Loading

Речь члена Полномочной Комиссии Народного Собрания Западной Белоруссии тов. Турлейского И. А.

Председательствующий. Слово имеет член Полномочной Комиссии Народного Собрания Западной Белоруссии тов. Турлейский.

Турлейский И. А. (инженер чугунолитейного завода, г. Ломжа). Речь произнесена на польском языке.

Товарищи депутаты Верховного Совета CCCP! 20 лет существовало польское государство, государство, которое называло себя независимым, которое старалось говорить всем людям, что оно является свободным государством. Но это государство было свободным лишь для одной правительственной клики, для помещиков, для капиталистов, для высших офицеров.

Это государство было тюрьмой для белорусского и украинского народов, было тюрьмой для трудящихся масс любой национальности, проживавших в Польше.

Приведу несколько цифр из официальной статистики. Бывший польский министр земледелия Понятовский говорил, что в польских деревнях живет 7 млн. так называемых ненужных людей, которым нечего делать, которые имеют такие кусочки земли, что не могут на ней прокормиться, или вообще не имеют земли. Если к этим цифрам прибавить 1,5 млн. безработных и 1,5 млн. полубезработных в городе, которые работают по 1—2 дня в неделю, то станет ясным, что в панской Польше 10 млн. человек были без работы, что 10 млн. человек голодали.

Эта огромная цифра говорит сама за себя, говорит о том, какая «свобода и независимость» была в Польше.

Вот еще несколько цифр из официальной статистики. Бывший министр юстиции последнего незадачливого польского правительства Грабовский сказал, что в Польше в последнем году 130 тыс. людей были приговорены судом за так называемые «кризисные преступления». Что это за преступления? Люди, терзаемые голодом и холодом, брали с панских полей несколько килограммов картофеля или рубили в панском лесу одно-два дерева. И вот за эти «преступления» их хватали и судили. Тюрьмы в панской Польше были переполнены. И вот десятки тысяч людей были заключены в концентрационные лагери, которые польские правители называли скромно «местами отбытия принудительных работ». Но это были настоящие концентрационные лагери, где под угрозой карабинных пуль люди работали в болоте по многу часов в день.

Так выглядела жизнь в бывшей Польше.

А как выглядело там народное образование? Это можно охарактеризовать одной цифрой: 1 млн. детей было вне школы.

[78]

Их нельзя было принять в школу потому, что для них не хватало места.

К этим цифрам я добавлю еще одну: в тюрьмах Польши томились почти 30 тысяч передовых поляков, украинцев, белоруссов, евреев, которые посмели поднять знамя борьбы за правду и свободу.

Бывший министр Грабовский ввел особенно большие строгости по отношению к этим политическим заключенным, чтобы сломить их физически и морально. Он разрешил заключенным получать из дому лишь по одному килограмму хлеба на две недели. А как выглядел концлагерь Картуз-Береза — я мог убедиться на примере своего брата. Совершенно здоровым он был заключен в этот лагерь. А вышел оттуда с телом, совершенно черным от ежедневных побоев. Он только четыре месяца пробыл в лагере. И за этот короткий срок палачи изуродовали молодого человека. Он непрерывно кашлял, и при этом обильно шла из легких кровь. Он чувствовал себя человеком сломанным.

Так выглядела так называемая польская свобода.

Теперь польское государство перестало существовать. В течение буквально нескольких дней распалось это государство. И это вполне понятно. В Польше среди трудящихся не было людей, которые дрались бы за нее, потому что польское государство было для них тюрьмой, потому что Польша была для них не матерью, а мачехой,

Те жертвы, о которых говорил товарищ Молотов, те красноармейцы и командиры, которые легли на полях Западной Белоруссии и Украины, пали от руки польского офицерства, польской полиции, польской охранки.

Польские рабочие, польские крестьяне, облаченные в солдатские мундиры,—весь польский народ вместе с украинцами, белоруссами, евреями приветствовал Красную Армию. Он понимал, что настоящая свобода, настоящая независимость придет к нему вместе с приходом Красной Армии.

Несколько слов скажу о себе. Я был студентом, поступил в Политехнический институт в 1933 г. Ужасные нравы царили там. В первый же день моего прихода в институт я увидел, как 40 польских паничей, осадничьих сынков, напали на одного студента-еврея, избили его и, раненого, без сознания, оставили на улице. У нас в институте, как и во всех институтах Польши, был узаконен дикий порядок— было узаконено средневековое «гетто»,

[79]

при котором студенты-евреи могли сидеть в самом конце зала, на специально отведенных скамьях.

Та часть передовой молодежи, которой удалось, несмотря на террор, остаться в высших учебных заведениях, боролась с этими порядками, боролась с погромщиками, защищала своих братьев- студентов—евреев, белоруссов, украинцев. За эту борьбу нас жестоко карали. Я лично несколько раз был избит и ранен за то, что протестовал против погромов.

Такова была обстановка в высших учебных заведениях.

Теперь страшному прошлому нет возврата. Наш народ сам решил свою судьбу: 22 и 28 октября он проголосовал за установление Советской власти. (Аплодисменты.)

Я верю, товарищи, что жизнь теперь пойдет по-другому, вольная, радостная жизнь, что уничтожится национальная ненависть, что Западная Белоруссия станет социалистической, как и Советская Белоруссия. (Аплодисменты.)

Я верю, что могущественные народы Советского Союза и его Правительство окажут нам помощь, чтобы мы смогли быстрее сравняться со всем советским народом в экономическом и культурном отношениях.

Да здравствует наша освободительница, непобедимая Красная Армия и ее железный нарком товарищ Ворошилов! (Аплодисменты. Все встают. Возгласы: «Ура!»)

Да здравствует Советское Правительство и его глава товарищ. Молотов! (Бурные аплодисменты. Все встают. Возгласы: «Ура!»)

Да здравствует вождь трудящихся всего мира, наш любимый, родной товарищ Сталин! (Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают. Возгласы: «Ура товарищу Сталину!»)

[80]