Харьков, Пушкинская, ул. 71.
Ваше Высокопревосходительство!
Я лично слышал разговор, который вели генерал Курлов, полковник Спиридович о ныне покойном Столыпине, и разговор этот всегда казался мне столь необычайным по своему внутреннему смыслу и внешней обстановке, что я тогда же передал о нем своим нескольким друзьям, а теперь считаю своим долгом верноподданного Государю доложить о нем Вашему Высокопревосходительству. Быть может, Вы найдете, что он прольет свет на злодейское убийство П.А. Столыпина.
Это было 4-го августа (если не ошибаюсь) в Севастополе, в гостинице Кист. Я должен был ехать за город в 1 час дня, и около 11-ти часов дня по дороге от себя заехал в гостиницу Киста, разыскивая своего приятеля харьк[овского] присяж[ного] поверенного Ф.В. Спасского. Спускаясь по лестнице, я увидел внизу в огромном вестибюле гостиницы возле фонтана стоящую группу жандармских, морских и штатских чинов. Среди первых я узнал генерала Курлова, полковника Спиридовича, начальника Севастопольского жандар[мского] управления (кажется) Иванова и начальника Севастопольского жандармского отделения ротмистра Черокова . Я стал в стороне и давно знакомый мне швейцар объяснил, что Курлов собирается ехать смотреть аэродром. Компания громко и непринужденно разговаривала. Курлов, стоя сбоку фонтана, разговаривал с одним морским офицером, и я совершенно отчетливо услышал следующие слова, которые Курлов сказал: «Он последние дни присылает мне такую массу вздорных шифрованных телеграмм, постоянно отменяя свои прежние распоряжения, что они стали нервировать меня и я потерял сон. Я чувствую, что если это продолжится еще с месяц, я заболею форменной неврастенией. Вообще этот человек начинает терять ясность ума государственного человека, он высох, выдохся и напоминает выжатый лимон. Впрочем, это мнение не меня одного, а многих в Царском. Вот, спросите у него». Генерал Курлов указал на Спиридовича, который, улыбнувшись, сказал: «Я ехал в тот день с товарищами из Царского в Петербург на обед к генералу Соловьеву (начальник жанд[армского] управления Северо-Западн[ых] дорог), когда в вагоне поезда мы узнали о провале Столыпина в Государственном совете. Признаюсь, мы все так обрадовались, что этот гордый, надменный человек или, как его называет моя жена, «Борис Годунов», – провалился и сломал себе шею, что мы тут же дали себе слово, если это известие подтвердится и отставка его будет принята, отпраздновать это событие каким-нибудь особенно грандиозным пикником у меня в доме. Ну, а ведь вы знаете, что по этой части моя жена большая мастерица и наши пикники славятся на весь Царский. К сожалению, наши надежды не оправдались и этому человеку удалось невозможное сделать возможным. Между тем за все время нашей его охраны мы ни разу не слышали от него ни одного слова благодарности!» К этому добавлю следующее: В 1902–3–4-х годах у меня в доме в Харькове по Епархиальной улице проживал квартирант полковник П.Н. Соловьев , начальник Балашовского жандармского управления. Жена его подружилась с моею женою. Поэтому, когда Соловьев был переведен в Петербург начальником управления Северо-Западных дорог, мы сохранили с ними дружеские отношения и, ежегодно посещая Петербург, бывали у них в семье, которая проживала по Загородному проспекту. Однажды мы посетили Соловьевых в последний день Масляной недели, и Марья Николаевна Соловьева стала очень просить нас приехать к ним вечером на прощальные блины, заметив при этом: «Мы Вам покажем царскосельскую знаменитость». На мой вопрос, что это такое, М.Н. Соловьева сказала: «Это супруги Спиридовичи, муж состоит начальником дворцовой охраны, а жена щеголяет в таких туалетах и бриллиантах, что весь Царский с ума сходит».
Вечером, когда мы приехали, нам среди многочисленных пышно разодетых гостей указали на супругов Спиридовичей. Действительно, по внимательному подсчету моей жены и Соловьевой, на госпоже Спиридович было в тот вечер надето бриллиантов не менее как на сто тысяч рублей. На мой добродушный вопрос, откуда у них такие деньги, М.Н. Соловьева, усмехнувшись, сказала: «Мой Пекочка (ее муж) утверждает, что у Спиридовича за год перебывает на руках секретных сумм не менее полумиллиона. Есть, значит, чему к рукам пристать!»
Буду очень рад, если эти сведения обратят на себя внимание Вашего Высокопревосходительства».
Глубокоуважающий Вас дворянин Михаил Григорьевич Данилевский, старший сын покойного писателя Григория Петровича Данилевского .
Если Вы пожелаете проверить мой рассказ и окружавшие Курлова люди струсят и будут отрицать мои слова, я укажу тогда Вашему Превосходительству трех лиц, одного в Севастополе и двух здесь, в Харькове, которые честно и нелицеприятно подтвердят, что я им рассказывал об этом задолго до катастрофы, а именно 20 августа в Севастополе и 23 августа в Харькове, тотчас по моем приезде сюда. Я рассказывал возмущенный, что так беседовали открыто на парадной лестнице гостиницы и высмеивали П.А. Столыпина те лица, для которых единственной обязанностью была охрана и этой-то обязанностью они так цинично тяготились!
Глубокоуважающий Вас дворянин Михаил Григорьевич Данилевский.
ГА РФ. Ф. 271. Оп. 1. Д. 5. Л. 214–217об. Автограф.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения наследия П.А.Столыпина