1.1.11. П.А. Столыпин. Разграничение ответственности представительной и исполнительной власти. 13 июня 1908 г.

Разграничение ответственности представительной и исполнительной власти

<...> Держава, владеющая морем, само собою, ведет и морскую торговлю, интересы которой проникают в самые отдаленные уголки вселенной, и для того, чтобы поддерживать эти интересы, государство должно обладать такой силой, которую оно могло бы перекинуть через моря. Иначе эти интересы оказались бы необеспеченными.

Великие мировые державы имеют и мировые интересы. Великие мировые державы должны участвовать и в международных комбинациях, они не могут отказываться от права голоса в разрешении мировых событий. Флот – это тот рычаг, который дает возможность осуществить это право, это необходимая принадлежность всякой великой державы, обладающей морем.
Поэтому понятно, что морскому ведомству виделось в отдалении возрождение наших морских сил <...>. Но эта задача – задача будущего, <...> вначале задача Морского министерства суживалась, она сокращалась пределами одной только береговой обороны. Но суживалась эта задача не качественно, а количественно. <...> Нет и не может существовать наступательный и оборонительный флот, как нет и не может быть наступательной и оборонительной армии: наступает и обороняется в зависимости от условий, в зависимости от задания одна и та же живая боевая сила. Эта сила на суше – армия, на море – флот. Морское ведомство не могло не воспользоваться уроком несчастной войны, оно не могло не проникнуться мыслью, что флот, обороняясь или нападая, должен побеждать, и, создавая морскую оборону, оно должно создавать эту живую боевую силу – орудие победы – линейный флот.

При этом морское ведомство не могло пренебрегать тремя условиями: во-первых, каждая затраченная копейка должна служить в будущем для создания более грозной морской силы. Во-вторых, надо было употребить все усилия для того, чтобы не дать погибнуть с таким трудом созданному у нас русскому судостроительству, и, наконец, надо было немедленно спаять в отдельные единицы уцелевшие разрозненные, разнотипные наши суда, пополнить их кораблями, которые цементировали бы в одно целое обломки нашего флота.

<...> временная краткая программа судостроения, которая и предложена вашему вниманию, <...> отвечает тем требованиям, всем тем заданиям, которые ставились Морскому министерству. Она, во-первых, не обременительна для государственного казначейства, так как гарантирует испрошение на судостроение в продолжение четырех лет не более 31 миллиона рублей в год; во-вторых, она служит началом, зародышем для всех других более широких судостроительных программ; в-третьих, она соответствует первейшим задачам морского ведомства: она сводит в единое разумное целое суда, не имеющие в отдельности никакого боевого значения. <...> реальное и конкретное осуществление ее, приступ к началу судостроения, может состояться только путем испрошения на этот предмет в законном порядке необходимого ассигнования. <...>

Все те доводы, все те соображения, которые приводятся для того, чтобы подвинуть законодательные учреждения к отклонению испрашиваемого кредита, имеют целью побудить правительство принять меры чисто исполнительного характера, которые зависят от Верховной власти, незаметно толкают законодательные учреждения на довольно опасный путь: советуют отказать в кредите не потому, что флот не нужен, а чтобы добиться известных перемен в личном составе, известных реформ во флоте, чтобы заставить строить суда такого, а не иного типа. Говорят: сделайте то-то и то-то, и деньги получите. Вместе с тем, уверяют, что это единственный способ для верноподданного члена законодательного учреждения довести правду до Царя.
Я думаю, что наши Основные законы указывают для этого на другой путь: это путь запросов о незакономерных действиях властей. Я полагаю, что этим путем возможно изобличить незаконные действия всякой власти, поставленной Государем на ответственное место, как бы высоко носители этой власти ни стояли. Я полагаю, что, согласно нашим Основным законам, у Государя нет и не может быть безответственных подданных и что в России нет безответственной власти. Может быть другое, может быть власть по особому своему положению безответна, поставленная в невозможность отвечать на обвинение общего характера. Но в чем я совершенно уверен, это в том, что переход от пути запросов к пути воздействия на исполнительную власть способом, на который я указал выше, может привести страну к положению весьма неустойчивому.

Я не призван, господа члены Государственного совета, развивать перед вами теорию той или другой формы правления, доказывать вам совершенно несомненную для меня губительность, скажем, перемены каждые 2-3 месяца в России правительства вследствие неблагоприятного для него вотума законодательных палат, но я уверен, что опаснее всего был бы бессознательный переход к этому порядку, бесшумный, незаметный переход к нему путем создания прецедентов. Опаснее потому, что это создает положение, при котором действительность, практика не соответствовали бы нашим Основным законам, и это несоответствие грозило бы большим нестроением.

Вникните, господа, в создаваемое таким образом положение: в парламентарных странах правительство ответственно перед парламентом, у нас в России, по Основным законам, правительство ответственно перед Монархом. Но если Государственный совет и Государственная дума станут на путь вмешательства в исполнительные действия правительства, то создастся положение полной безответственности; не будет существовать уже власти в государстве, несущей эту ответственность. При таком положении правительство не может уже нести ответственности и перед Монархом, так как не будет иметь материальной возможности приводить в исполнение необходимые мероприятия, несмотря на признание их необходимости всеми подлежащими инстанциями. Точно так же законодательные учреждения, Государственный совет и Государственная дума, не могли бы нести этой ответственности, не имея в своих руках исполнительной власти.

Испрашивая кредит на судостроение, правительство, конечно, сознавало, что, отпустив его, вы возлагаете на морское ведомство громадную ответственность, но отказ в этом кредите не по мотивам ненужности флота или недостаточности средств, а с целью выразить морскому ведомству недоверие был бы для нас тяжелее, так как это знаменовало бы установление хаотического состояния, состояния государственной безответственности. <...>
Мы – рулевые, стоящие у компаса, и должны смотреть только на стрелку, и как бы привлекателен, как бы соблазнителен ни был приветливый берег, но если по дороге к нему есть подводные камни, то курс мы будем держать стороною; мы – межевщики, которым доверены межевые признаки, и если они утрачиваются, мы будем на это указывать; мы – часовые, поставленные для охраны демаркационной линии, и свои ли, чужие ли будут ее нарушать, мы не будем малодушно отворачиваться в сторону. И мы просим вас, раз вы находите, что флот России нужен, раз вы находите, что Россия не настолько обнищала, чтобы отказаться от своих морей, то, господа члены Государственного совета, не избавляйте нас от той ответственности, от которой нас не избавил закон, от которой нас не освобождает Государь.

Из речи П.А. Столыпина,
произнесенной в Государственном совете 13 июня 1908 г. //
Государственный совет. Сессия третья. 1907-1908 гг.
Стенографические отчеты. СПб., 1908. С. 1701-1709.

Электронную версию документа предоставил Фонд изучения наследия П.А.Столыпина

www.stolypin.ru/