Поиск по документам XX века

Loading

Письмо

Рубрика "Письмо" на сайте Документы XX века представлена широко, даже слишком. Поэтому подавляющее большинство писем отмечено иным тэгом, например, МИД СССР или другими. К собственно этой рубрике отнесены письма, не подпадающие под иную классификацию, например, личные письма исторического лица своим близким друзьям и членам семьи.

+ + +

Дама с прислугой, держащей письмо.

ПИСЬМО. Французский термин l'écriture, как он разрабатывался в структуралистской традиции, не поддается точному переводу на другие языки: и в английском wrighting, и в немецком Schrift или Schreiben теряется целый пласт значений. Письмо указывает на реальность, не сводимую к интенциям той или иной производящей текст личности. У Ж. Деррида l'écriture почти равнозначно «первописьму» (Urschrift); в постструктуралистском (Постструктурализм) литературоведении, исходящем из теоремы о «смерти автора», обращение к феномену п. обусловлено отказом от связи языка с человеком как его началом и источником. Понятие письма играет ключевую роль в полемике деконструктивизма (реконструкция) с традиционной литературой как литературой «присутствия» - по аналогии с дерридианской критикой «метафизики присутствия».

Согласно Р. Барту, письмо есть «точка свободы писателя между языком и стилем». Пишущий всегда находится в промежутке между языком, данным ему как внешнее, и идущим «изнутри» стилем; у него, таким образом, не остается иного выбора, кроме формальной реальности письма. Письмо выражает отношение между творчеством и обществом.

Современная лингвистика, как и греческая философия, начиная с Платона, третировала письмо как нечто вторичное по отношению к языку как речи. Согласно Ф. де Соссюру, единственным оправданием существованию п. является репрезентация речи. Абсолютный примат речи, голоса, фонемы над письмом стал для Ж. Деррида поводом поставить вопрос о лого-фоно-центризме современной европейской рациональности. Ж. Деррида находит, что убеждение Ф. де Соссюра в абсолютной чуждости письма внутренней системе языка восходит к известному утверждению Аристотеля, согласно которому речь непосредственно передает представления души, письмо же всего лишь выражает то, что уже заложено в речи, голосе. Тем самым устная речь оказывается ближе к истине, чем письменная, которой остается скромный удел «материи», «внешнего», «пространственного». Речь движима живым дыханием, тогда как письмо ассоциируется с омертвлением, несет в себе смерть; оно, по сути, уже есть смерть, или, как говорит Ж. Деррида, всегда имеет характер завещания.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 168-169.

 

 

И.М. Майский - Б.Ф. Лебедеву. 23 декабря 1932 г.

Ваше письмо, хотя и с некоторым запозданием, но все-таки дошло до меня 1. Отвечаю я тоже с запозданием, ибо первое время по приезде был страшно занят всякими формальными и неформальными делами. Только сейчас я несколько освободился от первой страды и могу черкнуть Вам несколько слов.

М. Горький – А.М. Макаренко. 17 декабря 1932 г.

Вчера прочитал Вашу книжку «Марш 30-го года». Читал — с волнением и радостью, Вы очень хорошо изобразили коммуну и коммунаров. На каждой странице чувствуешь Вашу любовь к ребятам, непрерывную Вашу заботу о них и такое тонкое понимание детской души. Я Вас искренно поздравляю с этой книгой. Вероятно, немножко напишу о ней. Колонисты Куряжа не пишут мне. Не знаю о них ничего. Прискорбно, какие хорошие ребята были там...

И.М. Майский - И.В. Козлову. 10 декабря 1932 г.

Ваше письмо хотя и с запозданием, но все-таки дошло до меня. Был его очень рад получить. Я люблю вспоминать то время, когда мы вместе с Вами путешествовали по Монголии, и все, что напоминает мне мою экспедицию, доставляет мне удовольствие. К Вашему сведению могу сообщить, что в будущем году выйдет второе, сильно дополненное и освеженное издание моей книги «Современная Монголия», явившейся результатом нашей экспедиции 1919-20 гг. Пришлю Вам экземпляр.

А.С. Макаренко – М. Горькому. 5 октября 1932 г.

Вместе с коммунарами-дзержинцами я приветствовал сорокалетие Вашей работы, и наше приветствие было напечатано в «Правде» в номере, посвященном Вам. Заметили ли Вы его? А сейчас у меня появилась надежда, что Ваш юбилей поможет возродиться идее горьковской колонии, правда, уже в другом месте. Третьего дня в московских газетах было напечатано, что МОНО решил открыть образцовую коммуну для беспризорных Вашего имени. Мне показалось, что я имею преимущественное право просить поручить эту коммуну мне. Кого просить? Может быть, в Москве меня мало знают. Я решился затруднить Вас напоминанием о себе...

И.М. Майский - С.Е. Чуцкаеву. 16 сентября 1932 г.

Ну-с, моя работа наконец закончена, рукопись второго издания «Современной Монголии» готова 1, и скоро поступит в С[о]цэкгиз. Привезу ее и сдам сам в последних числах сентября, когда поеду в отпуск (в Кисловодск). Но, так как в Монголии нынешней весной произошли события 2, которые, вероятно, не остались без влияния на общие установки, касающиеся ее ближайшего будущего, прошу Вас по возможности к моему приезду подобрать необходимый новый материал, чтобы я сразу по приезде мог с ним познакомиться и внести в свою книгу соответственные поправки.

А.М. Коллонтай -А.А. и И.М. Майским. 11 сентября 1932 г.

Огромное спасибо за чудесную книгу 1 - точно побывала в Финляндии, стране, которая связана для меня со многими серьезными и интересными событиями прошлого. Книга лежит на «почетном месте» в «золотой» гостиной. Мне очень приятно было побыть с Вами, я освежилась в беседах с Вами, Иван Михайлович, и радовалась на милую Агнию Александровну. Наверно скоро поедете в Москву? Черкните, когда вернетесь.

И.М. Майский - М.В. и А.А. Нестеровым. 28 августа 1932 г.

Вот мы и дома, дорогие друзья, и как-то даже не верится, что всего несколько дней тому назад мы были в гостях у Вас, ходили по улицам Осло, любовались несравненным Тюре-фиорд и мысленно воображали судно викингов плывущим по его голубой глади. Но, хотя мы уже дома, воспоминание о Норвегии остается с нами и, вероятно, останется еще очень долго. Мы оба единодушны в том, что Норвегия - страна редкой красоты, и мы страшно довольны, что имели случай хоть на короткий срок ее увидеть и ощутить.

02. И.В. Сталин - М. Горькому.

Наконец-то вырвался из цепи и могу написать Вам ответ.

Молчать целых 2 месяца - это, конечно, свинство. Но посудите сами: а) работа по подготовке хозяйств<енного> плана на 32 год1; б) одновременно работа по подготовке директивы для составления пятилетнего плана2; в) одновременно работа по организации обороны на Дальнем Востоке3; г) одновременно тысячи текущих вопросов, не терпящих отлагательства... А я ведь только человек и к тому же далеко не совершенный.

Подготовительную работу по XVII партконференции4 можно считать законченной, и теперь я более или менее свободен...

01. М. Горький - И.В. Сталину.

Прилагая копию письма моего Илье Ионову1, я очень прошу Вас обратить внимание на вреднейшую склоку, затеянную этим ненормальным человеком и способную совершенно разрушить издательство "Академия". Ионов любит книгу, это, на мой взгляд, единственное его достоинство, но он недостаточно грамотен для того, чтоб руководить таким культурным делом. Я знаю его с 18-го года, наблюдал в течение трех лет, он и тогда вызывал у меня впечатление человека психически неуравновешенного, крайне - "барски" - грубого в отношениях с людьми и не способного к большой ответственной работе. Затем мне показалось, что поездка в Америку несколько излечила его, но я ошибся, - Америка только развила в нем заносчивость, самомнение и мещанскую - "хозяйскую" - грубость. Он совершенно не выносит людей умнее и грамотнее его и по натуре своей - неизлечимый индивидуалист в самом плохом смысле этого слова.

И.М. Майский - В.Э. Мейерхольду. 25 декабря 1931 г.

Очень жалею, что никак не мог Вас сегодня поймать, хотя несколько раз пытался это сделать и лично, и по телефону. Буду проездом назад, из Москвы в Финляндию, 29.XII , и, м[ожет] б[ыть], тогда Вас увижу. Теперь одна просьба. Податель настоящих строк - г[осподин] Карл Зундстрем* - финский журналист, который дружественно к нам расположен и который приехал на короткое время в СССР для некоторого ознакомления с нашей жизнью, особенно с ее культурными достижениями. Зундстрем* много слышал о Вас и очень интересуется Вашим театром.

И.М. Майский - З.А. Никитиной. 15 июня 1931 г.

Большая просьба к Вам. Все материалы по изданию «Калевалы» 1 на русском языке уже давно посланы «Академии» 2, в том числе мое предисловие, иллюстрации (в красках и без красок) и пр. Ничего больше от меня уже не требуется. Вступительная статья проф. Бобриха имеется. В каком же положении дело? Несмотря на мою двукратную просьбу, никакого уведомления от «Академии» я не имею. Вернулся ли уже из отпуска Чагин?

И.М. Майский - Е.М. Ярославскому. Февраль 1931 г.

Если припомните, весной 1929 года я говорил с Вами об оказании материальной помощи в виде ежемесячного пособия вдове Степняка-Кравчинского, уже много десятилетий проживающей в Лондоне. Мне было очень приятно узнать, что с осени 1929 г. Фанни Марковна Степняк стала получать ежемесячное пособие в размере, если не ошибаюсь, 15 фун[тов]. Однако сейчас я получил извещение, что вот уже в течение 2 мес[яцев] выплата пособия прекращена. По-видимому, это находится в связи с нашими валютными затруднениями последнего времени.

И.М. Майский - В.Э. Мейерхольду. 31 января 1931 г.

Дорогой Всеволод Эмильевич! Как ни хотел я попасть на репетицию «Последний решительный»1 - не вышло. Времени не хватило. Заела предотъездная суета: мы говорили с Вами 23-го, а уехал я 27/I. Надеюсь, в следующий раз буду счастливее. Сердечный привет Вашей жене. Моя жена кланяется и желает успехов Вам обоим.

И.М. Майский - З.А. Никитиной. 18 января 1931 г.

Одно маленькое дело. Сообщите, пожалуйста, Тынянову, что А.В. Литвинова (жена т[ов]. Литвинова) имеет для него какое-то интересное литературное предложение. Пусть Тынянов снесется с ней по адресу: Москва, Хоромный тупик (около Красных ворот), д. 2/6, кв. 72 А.В. Литвиновой, тел. 2-69-87. Скоро увидимся. Собираемся выезжать назад в Финляндию 22-23 января.

И.М. Майский - А.А. Нестеровой. 17 сентября 1930 г.

Очень рады были, дорогая Нестерушечка, получить Ваше письмецо 1. Нако-нец-то! Вы жалуетесь на нас. По-моему, не совсем справедливо. Правда, Агния насчет переписки того-с... Так же, как и Вы. Но я в переписке довольно аккуратен, если... я знаю адрес моего корреспондента. А вот Вашего адреса я, к сожалению, очень долго не знал. До такой степени не знал, что о Вашем перемещении из Москвы в Лондон первую весть получил через газеты: увидал портрет супруга Вашего на страницах «Манчестер Гардиан» 2 с соответственной подписью.

Страницы

Подписка на Письмо